Можно ли научить любить Родину

Вячеслав Коровкин

Родина начинается с семьи, которая дала мне возможность приобщиться к людям: добрым, хорошим, отзывчивым. Приобщиться к природе — нашей, русской. Эти вещи остаются на всю жизнь.

Приобщиться дальше к познанию, которое я получил в родной 213-й школе. Это аналог 263-й английской и 272-й, где я работал директором, и 207-й. Это всё школы с углублённым изучением английского языка — почему-то так складывается моя жизнь.

Но не это главное. Главное, что эти школы и далее ВУЗ, в котором я учился, — педагогический имени Герцена — дали мне возможность прочувствовать на всю жизнь, что Родина во мне, начиная с семьи.

Илья Стогов

Я родился на набережной Невы. И у меня из окна салют на 7 ноября был виден с четырёх точек. Это огромный дом прямо около Литейного моста — не знаю, что там за монстры жили в первые годы после постройки.

Когда я там родился — это была коммуналка. Кроме нас там жило ещё 20 семей. Всё было, как положено. Тараканы размером с мышь. Если хочешь принять душ, нужно обойти все эти 20 комнат и сказать, чтобы в четверг с 5 до 6 зимнюю резину из ванной вытащили.

Залезаешь в этот душ — и вылезаешь гораздо более грязный, чем был до. Две кухни, два туалета. Когда идёшь в уборную, обязательно нужно газетку брать с собой обратно. Потому что если оставил, её украдут через секунду.

Но зато там были потолки 6 метров. И на них были ангелы. Когда меня маленького клали спать, — а днём уже не хочется детям спать — я лежал и со мной шептались эти ангелы.

Окна были такие, что мама ставила на подоконник стул, вставала на него и шваброй не могла достать до конца окна. Через эти окна я смотрел и понимал, что такое Родина.

Важно

Поэтому Родина — это то, что я вижу из окна. Просто у каждого свой вид: у кого-то это дымящие трубы Челябинска, у кого-то — хутор в Краснодарском крае. А у меня была Нева.

Вячеслав Коровкин

Это очень сложный вопрос. Потому что он требует взгляда на то, как ты оцениваешь отношение к Родине других людей, особенно подростков. Мне кажется, ничего не поменялось. И слава Богу.

Потому что это отношение — оно не наверху. Оно внутри. И оно отдалённого действия, отложенного. Если я буду судить об отношении к Родине по сиюминутным поступкам — это будет крах, это будет неправильно.

Илья Стогов

Этот гранитный город, в котором невозможно жить. Я же не идиот, я понимаю, что умру на 15 лет раньше, чем мог бы, если бы жил в хорошем климате. У нас плохая экология. Вот я лысый, между прочим.

Важно

Моя лысина — это отпечаток моей Родины. У нас у всех плохие зубы и кожа. Но я здесь родился. На внутренней стороне зрачков это всё отпечаталось.

Когда я маленьким дошкольником лежал на этом мраморном подоконнике, на котором, возможно, насиловали горничных какие-нибудь буржуи дореволюционные, я понимал, что такое Родина. Вот эта Нева — бесконечная анаконда. Ты не видишь, а она всё время там вот ползёт с востока на запад. И эти гранитные набережные.

На самом деле до какого-то времени мне этого хватало. То есть ничего другого под этим словом я не подразумевал. Знал, что моя Родина — это Петербург. Всё время топил за свой город, потому что есть повод. Я знал, что Петербург — это моя Родина, а Москва — нет, потому что бабки в Москве.

Или вот этот, извините за выражение, навязанный нарратив московский тоже. Это они мне будут рассказывать, что такое рок-музыка? Что да, был там какой-то Ленинградский рок-клуб, но они сейчас расскажут, что это за музыка на самом деле.

Я был таким последним воином с одним патроном в винтовке, который отстреливался от всего этого. Поскольку моя Родина — маленькая, петербургская, гранитная и серая Родина — была унижена и растоптана, я всё время её защищал. А всё остальное меня не очень интересовало.

Илья Стогов

Я рос вместе со своей страной в 90-е годы. То есть скорее выживал — хорошо, если было, что поесть. А потом появились деньги. И вместе с ними не только желание, но и возможность ездить по миру. И, конечно, я ездил.

Я два раза совершил кругосветное путешествие. Со мной дети ненавидят смотреть телевизор. Брэд Питт в каком-нибудь шпионском боевике приезжает в дыру, которую на карте не найдёшь. А папа обязательно скажет: «Да-да, если вот здесь завернуть за угол, там есть кафе».

И Брэд Питт заворачивает, и там правда есть кафе. Потому что я был во всех этих городах, объездил приблизительно всё. А потом сел и подумал, что есть некоторые места в Каире, которые я знаю лучше, чем некоторые места в Петербурге.

В общем, не уверен, что я хорошо знаю закоулки Рыбацкого или Юго-Запада. Я там нечасто бываю. Но в Каире есть места, где я с закрытыми глазами могу пройти ночью. Я думаю, а почему так? Почему я видел на свете всё, но не свою собственную страну? А мне тогда уже к 40 годам было.

Вячеслав Коровкин

Замбия три года, Эфиопия три года и потом США ещё три года. Другое дело, что ощущение от того, как там здорово, эту разлуку отодвигало на задний план.

Разлука была с семьёй и бытом. Не скажу, чтобы там с удочкой посидеть, поймать пескарика или окунька, как в том фильме. Но всё равно были вещи, которые мы потеряли за три года.

Илья Стогов

Я помню, как поехал в Рязань. Оказывается, что Рязань нынешняя — это Переславль Рязанский. Там всё сложно, но это не очень далеко от Москвы. Я ехал в поезде, это было осенью. Я смотрел в окно и первый раз в жизни видел берёзы.

На северо-западе они не растут, у нас сосны и гранит. У нас берёзу немножко троллить будут. Пацаны реально будут говорить: «Ты белая, блин, в полоску. Нужно быть в хвое, а ты какая-то берёза».

Я люблю русский север — Каргополь, Вологду. Все эти абсолютно бессмысленные места. Там сидят деды, которым по сто лет. Каждый выглядит, как кора осиновая. Ни одного зуба, папиросина во рту, кепка такая на голове.

Я на него смотрю и думаю: «Да я сейчас заплачу, батя. Ты же родной мне». А он вообще такой сидит офигенный как в «Любовь и голуби».

Важно

Думаю — вот он мой великий русский народ. Хотя он даже встать не может, потому что бухой в 11 утра. Но это мои люди, и я их люблю.

Вячеслав Коровкин

Важно

Любовь к семье и окружающим нужно прививать. Но не назидательно, не заставляя, не силой, не созданием искусственных ситуаций, а своим примером.

Потому что лучшая педагогика — это свой пример. Нужно делать так, чтобы это было незаметно. Но это нужно делать обязательно.

Илья Стогов

Честно говоря, не очень понимаю. То есть каждое слово по отдельности понимаю, а общий смысл предложения не очень. «Прививать любовь к родине» — мне кажется, они втроём вообще не могут стоять. Потому что, а как это возможно?

Важно

Я женатый. Должен ли я прививать себе любовь к жене? Какими дозами? Что это за прививка-то такая? Может, надо ещё ревакцинироваться, дополнительную прививочку любви к жене и детям сделать.

Вот эта гордость за родину — это вообще не моя история. Вот у меня, например, есть мама. Если бы она была заслуженной дояркой, допустим, и грамота у неё бы висела, я бы гордился.

Но моя мама — вовсе не заслуженная. Она просто мама. И, честно говоря, я вижу все её недостатки, я её всю жизнь знаю. Но это не значит, что я её не люблю. Конечно, люблю. Не люблю пафос, но, если нужно, я бы умер за неё. Это даже не обсуждается.

Так и с Родиной. Я что, не вижу косяков? На Западе даже на 10 % не знают недостатков моей страны по сравнению с тем, что знаю я. Потому что я здесь всю жизнь живу. Я знаю, какая она. Но она моя. И если это есть, то оно просто есть. А если этого нет, то как ты это привьёшь?

Человеку показывают, что страна хорошая, но ведь он же всё равно обломается. Ему рассказывают о достижениях, а он взгляд переводит, и там всякие уродства. Он понимает, что ему врут. И исчезает всё это прививание любви к родине.

Я думаю, что на самом деле каждый человек знает это. Кому-то, наверное, можно и помочь. Возможно, если бы детей чуть-чуть больше возить по стране, было бы лучше.

Но с другой стороны, хорошо их возить по какой-нибудь там Шлезвиг-Гольштейн. Вот я разбежался, плюнул и доплюнул до конца этой Шлезвиг-Гольштейн. А тут, друзья мои, сдаём деньги, едем на экскурсию в Улан-Удэ. Месяц пешком в одну сторону — и мы не дойдём.

Илья Стогов

Я совершенно нормально отношусь к тем, кто уехал. Потому что когда я жил в тупом, сером, абсолютно как бы «беспродыхном» Советском Союзе, я тоже хотел уехать. И дважды пытался это сделать.

В 90-м году я уехал в Германию на ПМЖ. Послал всем воздушный поцелуй, взял 10 дойчмарок — это были все мои наличные деньги. У меня была девушка, к которой я тогда уехал. Все вокруг говорили: «Илюха, брат, ну как же так, мы жили-жили, ты уехал и всё. Теперь никогда не вернёшься».

Важно

А я вернулся обратно через неделю, мне этого хватило. Это было весёлое время, падение Берлинской стены, я всё это посмотрел, походил там лично. И через неделю в ужасе вернулся.

Тогда я уже работал журналистом в одном очень тиражном московском издании, которое спонсировалось ЦК ВЛКСМ. Но при этом больших антисоветчиков, чем там, я не видел вообще нигде. Они писали про рок-н-ролл, панков, Стивена Кинга, видеосалоны с порнухой. Вот такой был журнал.

Я написал статью, которая называлась «Ленинградец в Берлине» — по аналогии с песней Стинга «Англичанин в Нью-Йорке». Это 90-й год был, до распада СССР ещё долго. Статья была про то, что, братцы, если мы хотим туда, на Запад, то ради Бога, конечно.

У нас же страна свободных, каждый сам кузнец своего несчастья. Но давайте съездим сначала, посмотрим своими глазами. Потому что я вот посмотрел. И мне не очень понравилось. Но меня по политическим соображениям не напечатали, сказали, что это неправильная позиция.

А в 1991 году у меня начались романтические отношения с девицей из США. И 19 августа 91-го я получил американскую визу и собирался уехать. Хотя я уже пробовал пожить в Европе и приблизительно представлял, что меня ждёт, но и тут вообще нечего ловить было.

Я собирался, собирался. Мне нужно было заработать 320 рублей на билет на самолёт. Я устроился к человеку, который украл вагон черешни и стоял около метро, торговал ею. Я должен был на тележке её подвозить. Он сказал, что за неделю такой работы даст мне нужную сумму.

Я вот возил эту черешню, хотя в основном лежал, жрал её и плевался косточками. Думал, блин, а что мне этот Нью-Йорк? И не поехал. Решил, что я туда как турист съезжу. Мне интересно, я посмотрю. Но как турист. Я не хочу там жить, я хочу здесь.

С годами я понял, почему принял такое решение. Но тогда это было интуитивно как-то. Поэтому осуждать тех, кто уезжает, я не буду. Но мой выбор — это мой выбор. Я решил остаться и ни разу не пожалел.

Вячеслав Коровкин

Мне не хочется говорить плохо о европейцах, что они космополиты, что они люди мира. Иногда, глядя на меня, мои партнёры, мои друзья в разных странах удивлялись, как я себя легко адаптирую. Они всё время мне говорили, что, наверное, я не русский, а тоже человек мира.

Но это всё равно не мешает мне относиться к моей Родине так, как я к ней отношусь. Вместе с тем я вижу, что, конечно, в Европе создана система, при которой они легче отрываются от малой родины. Возможно, из-за того, что расстояния меньше, коммуникации доступнее.

В частности, я год учился в Англии на четвёртом курсе Герцена. Тогда мальчиков не хватило в группу иностранного языка для девочек. Начали искать по факультетам, набрели на физику. А я закончил этот предмет на английском языке. Меня взяли туда. И не пожалели. Я тоже не пожалел, потому что учиться в Брэдфорде целый год — это здорово. И там я воочию уже увидел, что английская семья отрывает от себя ребёнка, как только он закончил школу. И посылает его подальше.

Да, это хорошо для карьеры и характера. Но, как говорят, во всех вещах есть свои минусы. А здесь минус в том, что семейные связи немного ослабевают. И это уже стиль жизни. Ты теперь — человек мира. Ты путешествуешь и ни к чему не привязан.

Но, повторяю, слава Богу, что у нас в России такая широкая, такая душевная семья, что она тебя привязывает накрепко. Я считаю, что это положительный момент.

Илья Стогов

В мире, в котором мы живем, начинают не с того конца. Я довольно скептически отношусь к государственным институтам. Потому что не я, а гораздо более умный человек, хотя тоже лысый и в кепке, а именно Ленин, сказал, что государство есть всегда аппарат насилия.

А человек, который любит насилие, довольно странный. «Мне прям вот ваше насилие нравится, можно мне ещё немножко этого вашего насилия?». Нет, я не такой. Я думаю, что вообще таких на свете немного.

Государство по определению — это чиновник и милиционер. Первый говорит, что нельзя, а что можно. А кому нравится слушать, что нельзя? Нравится слушать, что можно. А что нельзя — никому не нравится. Милиционер придёт и треснет тебя дубинкой, если ты делаешь то, что нельзя.

Это не то, что нужно любить. И символом этого очень часто являются эти штуки: флаг, гимн, мундир, какое-нибудь громкое, но мало что значащее слово. Они очень плотно ассоциируются именно с насилием. И я отлично понимаю людей, которые говорят, что им это не нравится.

Важно

Мы должны вставать, когда звучит гимн. Если я хочу встать, я встану. Но если я не хочу — не надо меня заставлять. Это мой выбор.

Я не знаю, как так получилось, но до какого-то там 1934 года государство Сиам называлось так, а потом стало называться Таиланд. Я недавно прочитал, что слово «Таиланд» переводится как страна свободных. Я был там. Но они не производят такое впечатление.

Мне хотелось бы, чтобы у нас была страна свободных. Где каждый человек имеет право делать то, что он хочет, где запрещается запрещать. И тогда те, кто встают, например, на хоккее, на параде во время гимна, будут делать это не потому, что боятся от учителя указкой по лбу получить.

Или не потому, что положено. А то у нас есть люди со стеклянными глазами, у которых вилла в Италии, счета в Израиле, дети учатся в английских частных школах. И они мне рассказывают, как Родину любить. Вот не из-за их мнения это должно происходить, а потому, что я искренне хочу встать.

Вячеслав Коровкин

Так же, как директор должен участвовать в том, чтобы влюблять учеников в школу, так и государство должно влюблять своих граждан в страну. И то, что гимн сейчас звучит в школе — это давно нужно было делать.

Не каждый день — только по понедельникам, этого достаточно. В таких случаях привожу свой пример. Я учитель в Замбии, 1972 год, 300 километров от Лусаки, понедельник. Мы выстраиваемся, звучит гимн, все поют, флаг поднимают. Вам ещё что-то надо сказать?

Илья Стогов

Мне сейчас 52 года. Я уже не очень бодро, но готов потихонечку вставать при гимне. И не потому, что вот эти вот неприятные мне люди с оловянными глазами меня заставили. А потому что это какая-то возрастная история. Ты просто смотришь, как растут твои дети.

Знаете, говорят, что у японцев есть такое развлечение — смотреть, как растёт трава. Вот они сидят с собакой и смотрят. Вот я годами занимаюсь тем, что сижу, смотрю, как растут мои дети. Я провёл какие-то моменты с ними. И с этим гимном тоже так.

Я знаю, что есть огромное количество мерзавцев, врунов, негодяев, которые вокруг этого флага и гимна своими шаманскими плясками всё испоганят. Но это неважно. Я знаю историю про Сергея Михалкова, который написал этот гимн. Но слова-то правильные.

Я никогда не признаюсь в этом. Но слова правильные. Некоторые из них поменял бы, у меня есть пара соображений на этот счёт. Но в целом гимн возражения не вызывает.

Важно

Страна — это не те, кто там на трибуне в мавзолее стоит и надменно смотрит на вот это быдло, которое там ползет. А это страна самого быдла, частью которого я являюсь.

Это мои люди. Да, они очень талантливые, не очень красивые, часто пьяные и беззубые. Но это мой народ, я его часть, капелька в этом океане. И мне там хорошо. Только поэтому я встану, больше ни почему.

Сергей Ланг, 1986 г. р. Сексолог

Я вообще против, когда людям что-то навязывают. Понимаете, что такое Родина? Родина — это когда нам комфортно жить. Я всю жизнь рос и воспитывался в России. Я люблю свою страну.

Но меня родители никогда не воспитывали патриотом. Не говорили, что надо любить Россию, что Москва — это главный город. Никто этого не проговаривал. Это ценности, которые ты просто сам впитываешь и понимаешь.

Любовь — это чувство. Поэтому заставить любить невозможно ни другого человека, ни какое-то дело, ни Родину в том числе. Когда ребёнок счастлив внутри своей семьи, для него она — это и есть маленькая Родина. Это его маленький мир, его маленькая страна.

Поэтому у него и сама Родина будет ассоциироваться с семьёй, с городом, а вместе с этим и со страной. Потому что мы все родом из детства, где мы выросли. Если ты счастлив, то, естественно, ты будешь любить и семью, и Россию. Вот и всё.

Елена Черных, 1964 г. р. Руководитель студии этикета

Одним словом это не скажешь. Но Родина — это то место, где я живу. Для меня, например, Родина — это и бывший Советский Союз, это и Россия, это и мир вообще. То есть вся планета. Но если узко смотреть, то для меня это именно то место, как говорили наши предки, «где родился, там и пригодился».

Я думаю, что да, прививать любовь к родине обязательно нужно. Хотя бы начиная с того, как мы растём в семье — это первично. Это любовь к родному дому, своим родителям, сёстрам и братьям, бабушкам и дедушкам, ко всему роду своему. Поскольку я занимаюсь родословием, то знаю, насколько это важно. Только нужно прививать любовь через действие.

Роман Стансков, 1975 г. р. Музыкант

Я много раз менял место жительства. У меня, так сказать, есть малая Родина — далеко отсюда. Скорее всего, Родина — это ощущение ментальной, географической приверженности каким-то особенностям национального характера людей, живущих в этом регионе.

Провести урок и сказать детям, что мы сейчас будем учиться любить родину, — глупо и довольно бессмысленно. Это, скорее всего, только оттолкнёт. Для меня, например, это что-то интимное, что впитывается через какие-то второстепенные вещи.

Это вещи, на первый взгляд, незначительные в жизни. Какие-то мои наблюдения. Я смотрю за чем-то, делаю выводы и у меня складывается картинка, пазл моей Родины. Она именно внутри меня. И я не обязательно должен махать флагом и кричать что-то. Для меня это не совсем об этом.

Анна Кальянова, 1955 г. р. Заводчик породы самоед

Родина там, где ты родился и живёшь. Это, наверное, самое правильное. Какая бы она ни была, ты должен понимать, что это твоя Родина.

В школе и в семье этому можно учить. Но без насаждения, без излишнего давления. А между делом. Может быть, в школе урок раз в неделю провести.

Или даже достаточно раз в месяц поговорить о важном, о нужном. Ребёнок должен понимать, что такое Родина. Но и семья должна тоже приложить усилия, если возникнут вопросы.

Карина Станкевич, 1991 г. р. Акустик

Наверное, это любовь не к Родине, а к корням, которые у меня есть. Которые где-то здесь, рядом, поблизости. Это связь поколений. Семейные праздники, застолья. Родина у всех чаще всего с этим ассоциируется.

К конкретному месту я, честно говоря, не испытываю чувств. Я иммигрант, поэтому для меня, возможно, это не так сильно выраженно. Не скажу, что я сильно ностальгирую по каким-то местам. Или что когда я приезжаю на Родину, то преподаю лбом к земле. Такого точно нет.

А вот то, что я вспоминаю и что мне действительно близко — это как раз-таки люди, с которыми у меня тесная связь. Какие-то общие воспоминания, которые нас объединяют. И это отчасти связано с местом. Но опять же, дело не в нём, дело в людях.

О любви к Родине стоит говорить. Но объясняя, в чём она заключается. Для каждого ведь это что-то своё. И если любить Родину — это слепо привязаться к месту, к тем обстоятельствам, которые тебя окружают, которые тебе могут и не нравиться, то тогда нет.

И в школе это должно быть, и родители должны объяснить свою позицию. Потому что всё-таки школа — это общее образовательное место. А родители — это что-то частное, личное, конкретное. Они куда больше заботятся о своём ребёнке. И, как говорится, родители плохого не пожелают.

Что касается, например, конкретно меня, то я родилась в 1991 году, после развала Советского Союза. То, что было Родиной для моих родителей, совсем не было таковой для меня. То есть я родилась уже в независимой Литве. А для родителей Родина — Советский Союз.

У нас в школе была очень мягкая, дружелюбная политика относительно Родины и того, что нам рассказывали о Литве. Честно говоря, пока я училась в школе, то очень тепло относилась и до сих пор отношусь к своему городу, к его истории, к каким-то событиям, связанным с ним.

Всё подавалось очень мягко, красиво, приятно для детей. Поэтому остались позитивные чувства в целом к стране и народу. У меня менталитет полностью соответствует всему происходящему там. Я уехала оттуда и при этом продолжаю любить свой город. Хотя я не привязана всем сердцем и душой к этому месту.