Как взять ребенка из детдома

Дарья Александрова

Не хочется начинать свой монолог с каких-то пафосных вещей. Но это дети, у которых нет опоры в жизни, у которых нет самого главного. Их единственная мечта — обрести свой дом и родителей.

Важно

Любого человека, который приходит в детский дом, эти ребята воспринимают как потенциальную маму или потенциального папу.

Когда-то ещё до проекта «День ангела» я с подругой помогала детским домам, привозила вещи, памперсы, игрушки и так далее. Ты приходишь, и они все бегут, говорят: «Мама, мама». Это очень тяжело осознавать, но это дети, которые лишены самого главного в жизни.

Ольга Лукоянова

Ребёнок, попадая в детский дом, переживает очень сильный стресс. Он пытается каким-то образом со своей психикой договориться, чтобы можно было жить в состоянии этого стресса, в состоянии покинутости.

Очень часто дети просто закрывают какую-то часть своей личности. Особенно ту, которая отвечает за доверие к миру. Они всё время ожидают какого-то подвоха и не готовы любить.

Важно

Это дети, у которых есть огромная потребность любить. Но им надо очень долго учиться этому. Чтобы они могли проявлять такие же эмоции, как все остальные дети.

Дарья Александрова

Им сложно понять, какими бы они выросли, будь у них родители. Даже если этот ребёнок какое-то время жил в семье, то вот это предательство страшное, которое было в жизни, он обычно навсегда запомнит.

Всё это всегда было довольно драматично для них. И некоторые об этом открыто говорили. Для них это всё равно огромная травма. Ребёнка, который вырос без родителей, ты сразу же видишь. Он не доверяет взрослому.

Причём, может быть, как-то интуитивно. А может быть, действительно было предательство, о котором я говорила раньше. Он это помнит. И не доверяет взрослому, потому что знает, что тот ненадёжен.

Ольга Лукоянова

В детстве я мечтала, что у меня будет двое детей. Как обычно — мальчик, девочка, этого достаточно. Но так не получилось. Когда у нас уже были мальчик и девочка, мы стали помогать детскому дому.

Директор этого детского дома рассказал про новый проект — родительский мост. И что у них проходит школа приёмных родителей. Тогда ещё только появлялось это движение. Нас спросили, не хотим ли мы пойти, поучаствовать?

Мы отказались, это вообще не в нашу сторону было. Мы хотели помогать и всё. Нас соблазнили тем, что там будет педагог, который научит приёмам воспитания детей, оказанию первой помощи, даст юридическую информацию.

Мы поддались на эту провокацию, пришли туда. Под конец обучающего курса нам рассказали про нескольких детей, которые нуждаются в срочной помощи. Мы сказали, что не за этим сюда пришли.

Но руководитель родительского фонда рассказал о том, что наша семья идеально подходит для помощи одной из девочек. У неё было две страницы диагнозов, инвалидность. Он попросил нас просто помочь ребёнку в больнице в послеоперационный период.

Важно

Как показало время, мне просто нельзя показывать детей. Я не представляю, как можно приходить и выбирать ребёнка. Есть девочка, которой нужна помощь. И дальше оставить её там одну мы просто не могли.

Дарья Александрова

Довольно драматичную вещь скажу. Но очень часто на съемках было так, что если, например, ребёнка обижал папа в семье или отчим, ну или мужчина-маму, то он плохо реагировал на ведущего — на Максима.

Если как-то очень некрасиво поступила мама и предала, то ребёнок не доверял мне как олицетворению всего женского. Это прямо чувствовалось. И мне, могу только за себя говорить, очень часто приходилось налаживать контакт, как-то рядышком посидеть, вместе пойти куда-то поесть.

Чтобы просто показать ребёнку, что бывают разные взрослые, бывают разные женщины. Что я не хочу ничего плохого. Что я здесь для того, чтобы ему было хорошо, чтобы он получил свои впечатления, свой подарок.

Потому что да, одно из условий нашего проекта — исполнение мечты ребёнка, какой бы она ни была. Поэтому и приходилось такую работу осуществлять.

Ольга Лукоянова

Они сложные. Вообще нет простых детей, взятых из детского дома, если они хотя бы несколько месяцев пробыли там. Отказные ребята и те, кто долгое время были в этом учреждении, — это самые сложные дети.

У меня был один такой ребёнок, который с рождения находился в детском доме. Мы взяли его в подростковом возрасте. И я могу сказать, что если бы он у меня был первым, то у меня бы больше не было приёмных детей.

Даже с учётом того, что у меня уже было лет 15 опыта приёмного родительства, пройденные курсы обучения за спиной, педагогический опыт и так далее. Но это было безумно сложно.

Дарья Александрова

Конечно, чудес не бывает. Если ребёнок предан, если у него есть достаточно серьёзный печальный опыт, то за один день ничего не поменять.

Мне сейчас пришла история на ум, я хотела бы её рассказать. Мы снимали брата и сестру. Я взяла своего сына на съёмки, и они подружились. Причём с нами, взрослыми, этот мальчишка был зажат.

А с моим сыном они мгновенно нашли общий язык, болтали в перерывах. У нашего микрофонного оператора запись шла. И какие-то вещи, не слишком личные, но прикольные, мы потом брали в монтаж. Потому что многое о нём мы узнали именно во время его разговора со сверстником.

Дети любили проект «День ангела». Я уверена, что они любят его до сих пор, потому что он продолжает, к счастью, существовать. И они, и мы знали, что это очень важно. Что это проект не ради того, чтобы просто выйти в эфир в четверг в 8:35 утра.

Главная цель — именно порадовать ребёнка, подарить ему какие-то впечатления. И, конечно, даже самый зажатый подросток сильно менялся, когда встречался со своим кумиром. Например, с любимым футболистом или кем-нибудь из звёзд типа Люси Чеботиной или Gayazovs Brothers.

Мы звонили им, допустим, в Skype или Zoom, поздравляли с праздником. Дети, конечно, откликались, начинали верить в чудо. Даже если подростку 14 или 15 лет и он вдруг видит, что на связи его кумир, который готов пообщаться лично, это очень сильно вдохновляет наших героев.

Ольга Лукоянова

Мы готовили родного ребёнка к появлению в семье приёмной сестрёнки, потому что без этого вообще нельзя. Так было с каждым следующим малышом, который становился членом нашей семьи.

Это всегда была либо терапевтическая сказка, либо мы смотрели тот же самый проект «День ангела». Показывали, какие есть разные судьбы, как нужна помощь этим детям.

Мы всегда готовили ребят. Без этого невозможно. Особенно если учесть, что мы взяли ребёнка-инвалида, ещё и с лицевыми уродствами. То есть она не выглядела милой Мальвиной. Там скорее жалость была, чем что бы то ни было ещё.

Но она была такая... открытая. В годовалом возрасте мы её взяли, и она улыбалась. Наверное, только за счёт этой своей улыбки она и выжила в детском доме. А потом в больнице, где ей помогали все родители.

Вы же знаете, что отказники лежат одни. Если рядом есть кто-то из родителей, кто лежит со своим ребёнком, бывает, что они помогают. И вот она за счёт этой своей улыбки притягивала окружающих. Невозможно было в неё не влюбиться.

Дарья Александрова

Я думаю, что лучше не брать ребёнка вообще, если ты хотя бы на 1% сомневаешься. Вот я пока не уверена в себе на все 100%, что справлюсь. Я довольно лояльный человек по жизни. Но я не могу понять, как можно взять ребёнка, а потом его вернуть.

Конечно, есть какие-то там официальные причины: что он плохо себя ведёт, не оправдал ожидания, какие-то страшные вещи, может быть, делает.

Важно

Но я для себя поняла, что я возьму ребёнка из детского дома, только если буду уверена, что не верну его обратно — что бы он ни сделал.

У меня пока этой уверенности нет. Есть тревога, что я могу, допустим, не выдержать, где-то сломаться и пожалеть о своём решении. Понимаю, что лучше никак, чем вот так. Потому что я осуждаю тех родителей, которые возвращают детей. Какой бы ни была причина. Если ты взял на себя эту ответственность, то должен нести её до конца жизни.

Ольга Лукоянова

Пересилить себя невозможно. Есть дети, которые приходят и они сразу как бы на душу ложатся. А был у меня ребёнок, который не лёг на душу. Говорю в прошедшем времени, потому что у меня часть детей уже выросла.

Они уже большие, иногда их ещё называют выпускниками приёмной семьи. Это было очень сложно. Когда ты подходишь обнять ребёнка, а внутри всё бурлит. Действительно чувствуешь, что он не твой. Один-единственный из пяти, кстати говоря, был такой.

Но со временем это чувство проходит. Я себя убеждала в том, что это ребёнок, которому нужна помощь. И даже если у меня нет каких-то особо нежных материнских чувств, то будут просто чувства человека, который заботится.

А дальше оно само приходит. Просто больше времени на это требуется. Каких только обвинений не кидалось: что ты мне не мама и вообще не имеешь права говорить мне что-то.

Но это всё решается воспитательными приёмами, естественно. Да, я тебе не родная мама, а приёмная. У меня даже в документах так написано — «приёмная мама». Так что извини, но воспитывать тебя я буду.

Дарья Александрова

Когда что-то плохое делает твой родной ребёнок, ты найдёшь оправдание. Когда это делает приёмный, то мозг так устроен, что он будет искать оправдание в его роду. Что, наверное, у него там кто-то был нехороший.

Поскольку мозг выстраивает именно такие конструкции, значит, ты не готов к приёмному родительству. Потому что если ты не воспринимаешь его как родного, тогда и не нужно начинать эту историю.

то бы ни сделал родной ребёнок, ты всегда найдёшь возможность его поддержать и понять, что там кто-то, может быть, другой виноват. А вот с приёмным ребёнком я в себе не уверена.

Я, может быть, тоже так начну думать. Тогда всё, это начало конца, это разрушит меня и этого ребёнка тоже. Поэтому отсутствие этой стопроцентной уверенности меня останавливает от этого шага.

Дарья Александрова

Меня там все называли тётя Даша. А мой коллега был просто Максимом. Он был таким парнем, который всё время на хорошей машине приезжал, катал этих детей. Они счастливые вылезали из его прекрасных иномарок.

А я проверяю, не замёрз ли ребёнок? Нос потрогаю. Почему такие ботинки надел? Кто-то хочет фастфуд. Я говорю: «Давай не будем фастфуд, пойдём супа поедим». То есть я такая курочка-наседка была. И это было очень естественно.

Они же ещё одеты все смешно, в этих сапогах, шапках с помпоном, девочки в пуховиках. У меня просто нет дочери, у меня два сына. Поэтому когда эти девочки вываливались из машины в этих розовых пуховиках, о них заботиться — одна сплошная радость.

Ольга Лукоянова

Сейчас со мной живёт старший ребёнок, который помогает нам с детками. У меня своё туристическое агентство. Если я уезжаю в командировку или рекламный тур, то кидаю клич в наш семейный чат: «Ребята, кто может приехать, помочь папе посидеть с детьми?».

Дарья Александрова

Было несколько вариантов, когда дети, которые были героями наших программ, потом приходили к нам на съёмки, либо находили меня в социальных сетях. То есть мы поддерживали отношения.

Дружбы у меня ни с кем не случилось. Но, насколько я знаю, у всех всё хорошо. И количество возвратов детей в рамках этого проекта достаточно скромное. Меня это очень радует.

Важно

Ещё мне кажется правильным, когда родители берут к себе маленького ребёнка и говорят: «Это наш малыш, ничего не было. Всё, не беспокойте нас, пожалуйста, это уже наша приватная территория».

И это тоже здорово. Потому что получается, что родители полностью приняли этого ребёнка. Они уже не хотят ходить на телевидение, чтобы рассказывать о том, какие они молодцы, какие они герои, что взяли ребёнка из детского дома.

Был мальчишка, которого мы снимали. Он был маленьким, а потом выяснилось, что он уже совсем взрослый. Это как с друзьями, которые показывают фотографию своего сына, и я помню его маленькой булочкой с большими щёчками. А там уже взрослый молодой человек. Поэтому у всех всё хорошо. Были и возвраты. Но их не так много, как могло бы быть.

Ольга Лукоянова

Считаю, что надо рассказывать. Особенно если у ребёнка есть кровные родственники и сохранились какие-то связи. Это даже больше наша ответственность. Потому что у каждого ребёнка, у каждого человека должны быть корни. И эти корни куда-то уходят.

Я видела детей из многих приёмных семей. И те, которым не рассказывали, всё равно знают, что они неродные. Это где-то на подсознательном уровне. Происходит дисбаланс в психике. Они потом ходят к психологу и пытаются разобраться, что же их так сильно мучает, чего они не понимают.

Просто они знают об этом. Но когда-то забыли, закрыли эту часть психики. Поэтому где-то лет в пять, наверное, можно уже об этом разговаривать, когда формируется понятийный аппарат у ребёнка.

У детей дошкольного возраста психика пластичная, они легче воспринимает это всё. Опять же можно рассказать через терапевтическую сказку про самого этого ребёнка. Показать фильмы, где есть примеры приёмных детей.

Можно вступить в сообщество приёмных родителей, потому что там это нормально. И дальше это спокойно проходит. Чем старше ребёнок, который узнаёт о том, что он приёмный, тем больше травм он получает.

Дарья Александрова

Могу говорить только про себя. Не знаю, как правильно, но я считаю, что ребёнок должен знать свою историю. В первую очередь приёмный родитель должен подготовиться к тому, что будет какая-то реакция. Наверное, многие дети скажут, что хотят найти своих родных родителей, потому что они так устроены.

Важно

Я могу судить по примерам наших героев — что бы ни сделала мама, как бы ни предала, ребёнок её все равно любит. Мы так устроены, что мы своих родителей любим, что бы они нам ни сделали.

Может быть, мы даже отрицаем это. Ругаемся, злимся. Но мы всё равно их любим. Если, например, ребёнок говорит, что хочет найти, значит, приёмный родитель должен помочь в этом.

Потому что биологические родители — это его часть. Считаю, что приёмный родитель может сказать открыто, что случилась такая ситуация, тебя оставили.

Мы тебя приняли в свою семью, ты её часть. При этом у тебя есть биологические родители, ты вправе об этом знать. И если ты захочешь, то можешь попытаться их найти. И мы тебе в этом поможем.

Ольга Лукоянова

Это мой триггер, да. Я по жизни всем помогаю. У меня и благотворительная организация потом была. Достаточно долгое время я была руководителем Центра родительской культуры «Светлицы». Он как раз объединял родителей, которые хотят воспитывать детей в современном мире так, чтобы они вырастали хорошими людьми.

Дарья Александрова

Можно много помогать детским домам, можно сочувствовать детям, которые остались без родителей. Но если ты пришёл в детский дом, взял ребёнка за руку или в коляске привел в свою семью — это главное, что можно сделать в своей жизни.

Анна Кальянова, 1955 г. р. Заводчик породы самоед

Жизнь так распорядилась, что я сама взяла приёмного ребёнка. Если человек может подарить частичку себя другому, скажем, объективно, не совсем родному человеку, он же это всегда будет знать.

Надо этого ребёнка принять как своего. Понимаете, это не игрушка, не плюшевый мишка. Это живой человек со своим характером, который вы будете даже где-то недопонимать.

Потому что своего ребёнка мы понимаем. Он всегда берёт частичку от матери, от отца, от бабушки, дедушки. То есть мы где-то видим эту частичку, копию своих родных и близких. И поэтому понимаем, как с этим ребёнком общаться.

Если мы видим частичку своего отца в родном ребёнке, то уже проще. А вот когда ты берёшь приёмного ребёнка, то это тёмный лес. Тут в какой-то степени всё получается больше методом тыка, проб и ошибок. То есть каждый раз ищешь подход.

Роман Стансков, 1975 г. р. Музыкант

Я положительно к этому отношусь. Просто если нет возможности иметь своих детей, то, конечно, это вариант.

Причём сам факт того, что ребёнок родной по крови, не так важен. Гораздо ценнее, чтобы вы совпадали по духу, чтобы была духовная связь какая-то. А кровь — это уже вторичное.

Должен быть какой-то отбор, какая-то фильтрация того, куда ребёнок попадает. Чтобы не было потом каких-то сюрпризов в кавычках, что он совсем по духу не подходит родителям. Что у него совсем иные потребности, которые родители не могут закрыть.

Нужно, чтобы было какое-то соответствие, какая-то предварительная проверка. Может, тестирование, я не знаю. А по поводу детских домов ничего не могу сказать, я просто никогда там не был.

Юлия Пирогова, 1989 г. р. Психолог

Вопрос сложный, потому что он не совсем про ребёнка. Это больше про самого человека. Лично я бы не смогла, потому что знаю, сколько там ответственности. Сколько там должно быть ресурса, справедливости, любви.

Есть много нюансов, которые нужно учитывать, чтобы воспитать именно здорового ребёнка. Потому что у детдомовских и приёмных детей есть много особенностей. И их нужно знать.

Это всё — нижняя часть айсберга, которую нужно изучить до того, как взять приёмного ребёнка. Поэтому я бы такую ответственность на себя не взяла. Но я очень восхищаюсь людьми, которые могут это сделать.

Доказано исследованиями, что лучше сразу устраивать в семью. Потому что интернат — это суррогат. Это неестественная среда. Там дети не встречаются с естественными последствиями своих действий или бездействий.

Они вырастают бытовыми инвалидами, потому что за них готовят, убирают. Они просто не видят элементарных причинно-следственных связей и не растут в здоровом равном обществе. Они растут в месте, где им все должны.

Эта парадигма очень сильно калечит психику. В отличие от семейной конструкции, где есть свои права и обязанности, где ты учишься сам себе готовить, сам себя обслуживать.

Семья, даже приёмная — это уже близкая к жизни модель. Она позволяет вырасти адекватным в той среде, в которой оказываешься уже после совершеннолетия.

Анна Фокина, 1987 г. р. Эксперт по современному этикету

Ситуации бывают разные. Понятно, что приоритетно, наверное, воспитать своего. Если это по состоянию здоровья или по каким-то иным непреодолимым обстоятельствам невозможно, то, конечно, лучше взять приёмного ребенка, чем не иметь их вообще.

Потому что взрослому человеку хорошо бы в целом иметь опыт отцовства и материнства. Ведь это принципиально иной уровень восприятия мира и личностного развития. Получив родительский опыт, человек очень сильно меняется в лучшую сторону. И неважно, какого вы пола.

Человек становится мудрее, великодушнее. Он учится тому, о чём никогда не узнает, не имея детей. Поэтому, конечно, это выгодно всем: и взрослому, и ребёнку, который будет воспитываться в любящей семье. А не в социальном институте, где ему точно не дадут индивидуального тепла в полной мере.

Приёмная семья лучше детского дома. Но понятно, что в реальных условиях случается так, что не для всех детей можно найти такой вариант. Поэтому если о человеке не могут позаботиться близкие, о них должно позаботиться государство. Настолько эффективно, насколько оно может, исходя из своих национальных приоритетов в том числе.

Поэтому детский дом должен быть местом, где государство руками людей, которые готовы заниматься этим нелёгким трудом, передаёт навыки социальной адаптации детям. Даёт им образование, ориентирует на социально приемлемый образ жизни.

В детском доме должны рассказывать, как найти хорошую работу — востребованную, высокооплачиваемую. Как иметь мотивацию, чтобы зарабатывать деньги, создавать семью, рожать и воспитывать уже своих детей.

Идеальная задача государства, которая должна реализовываться в детских домах — давать компетенции, мужество жить дальше, не продлевая этот травмирующий опыт. Ребёнок должен вырасти таким, что он будет востребован и в профессии, и в личных отношениях. То есть он сможет создать свою полноценную и счастливую семью.